Ленинград – город, который сыграл особую роль в судьбе семьи Днишевых из Западного Казахстана. У Алима Хабибулловича с этим великим городом связаны самые трагические и самые счастливые моменты жизни. В Ленинграде он родился, учился, женился. И самое главное – ребенком выжил в страшные дни блокады.
БлокАда
Когда-то он был чуть ли не единственным маленьким казахом – блокадником. Сегодня Алим Хабибуллович отмечает, что остался один среди всех, кто в годы Великой Отечественной войны ребенком оказался заложником чудовищной фашистской машины уничтожения жителей города на Неве.
– Среди моих – выживших – сверстников 1938-1944 года рождения не осталось ни одного! – с горечью говорит он. – В Ленинграде больше нет моих земляков по месту и времени рождения. Умерли все. Все, кто когда-то выжил. Голодное детство не прошло даром.
До начала войны Днишевы прожили в Ленинграде около десяти лет. Глава семьи Хабиболла Абилевич Днишев после окончания Московского технического университета имени Баумана поступил в аспирантуру, работал в секторе гелиотехники Академии наук СССР в Ленинграде.
– Так мои родители с 1932 года стали жить в Ленинграде, – рассказывает Алим Хабибуллович.
Потом исследования в области солнечной энергии свернули, и с января 1935 года Хабиболла Днишев работал на Ленинградском заводе «Электроаппарат» – до 3 июля 1941 года – когда он ушел защищать родной город. Его жена, Баупе Ахметовна Днишева, с двумя малолетними детьми оставалась в Ленинграде.
Восьмого сентября 1941 года вокруг Ленинграда замкнулось блокадное кольцо. 150 тысяч снарядов упали на северную столицу. 872 дня бомбежек, обстрелов, голода, страха, потерь и несравнимого мужества и благородства. 125 «блокадных грамм – с огнем и кровью пополам». Более трех миллионов мирных жителей большого города, оказавшихся отрезанными от большой страны, от снабжения. И среди них четыреста тысяч детей – от младенцев до подростков. Но именно дети сплотили жителей города и дали силы, несмотря ни на что, работать и воевать. Потому что только освобождение родного города могло спасти их от неминуемой гибели, ведь в планах Гитлера было уничтожить Ленинград полностью, вместе с жителями.
Алим Хабибуллович до сих пор удивляется, как его маме Баупе Ахметовне удалось сохранить жизнь двум своим детям.
– Как мы выжили в первую «смертельную» зиму? Ведь мы были иждивенцами, на пайке, недостаточном для жизни. Как мама изворачивалась? – поражается он, спустя почти восемьдесят лет после тех трагических и героических событий. – Сестра Сара, 1937 года рождения, уговаривала маму: ты тоже кушай – если ты умрешь, то и мы тоже умрем.
Дети блокады, они рано становились взрослыми. И проявляли подчас недетское мужество и благородство. Четырехлетняя Сара – старшая в семье – заставляла маму съесть хоть кусочек. А мама прятала кусочки от своего скудного пайка для детей. Она уже похоронила самого маленького, который появился на свет, не зная, что этот свет хотят уничтожить вместе с ним.
– В сентябре замкнулось кольцо блокады, и начался голод. А в октябре родился братик. И почти сразу умер. Был у родителей еще усыновленный Султан, в 1941-м году ему было пятнадцать лет, он учился в Ленинграде на электрика. Опухший от голода, он еле приходил домой. Однажды не пришел совсем… Я превратился в дистрофика, перестал ходить и говорить, – рассказывает Алим Хабибулович.
В 1941 году ему еще не исполнилось и двух лет.
Дорога жизни
Ждали эвакуации. 19 февраля 1942 года, наконец, дождались. Кое-как добрались до Финского вокзала.
– На санках, помогла мамина подруга, – вспоминает Алим Хабибуллович. – Но, кажется, в поезд, идущий до берега Ладожского озера, мы попали только с третьего раза. Дальше на грузовиках по Дороге жизни, по льду, который в любую минуту мог провалиться. Немцы постоянно бомбили трассу, целились в грузовики, в которых полно детей, женщин, стариков, раненых. Если снаряд попадал или падал рядом, машины уходили в пучину. Также если машины ехали близко друг к другу, тоже могли уйти на дно. А если тент в машине продувался, то бывало, что к другому берегу привозили окоченевшие трупы.
– Для зениток из ледяных глыб делали «платформу» и примораживали, обливая водой. Через какое-то время от отдачи лед трескался, и орудие уходило под воду. Нам повезло: мы проскочили Ладогу. А дальше снова под бомбежками по железной дороге. На остановках женщины бежали в магазин – отоварить карточки.
Станции тоже бомбили. Но к бомбежкам они, ленинградцы, привыкли: лишь бы добыть еды для своих оголодавших детей. Им, самим обессиленным, это придавало сил и бесстрашия. Что могла сохранить память маленького мальчика? Страх потерять маму, которая выходит на остановках для того, чтобы добыть еды. Однажды, рассказывает Алим Хабибуллович, поезд ушел раньше расписания, и женщины остались на станции. А их дети уехали в поезде. Стали догонять свой состав на следующем, а он на каком-то перегоне пошел по другому пути в сторону. Баупе стояла на подножке и видела, как поезд увозит от нее ее детей. И она рассчитала: спрыгнула с подножки и побежала наперерез составу. Расстояние она рассчитала верно, а вот силы… Но она все-таки успела ухватиться за подножку последнего вагона. А может, машинист, увидев, как женщина выбивается из сил, стараясь догнать поезд, догадался и чуточку притормозил. Но, наверное, это воссоединение в вагоне было великим счастьем и для матери, и для детей.
– Как казахам нам было предписано ехать в Алма-Ату, – рассказывает ветеран. – Но туда живыми мы бы не доехали – в Мичуринске у мамы украли карточки. Сошли в Урбахе и целый месяц добирались до своих в Казталовку.
Такой длинной оказалась их Дорога жизни.
Алима казталовская бабушка и родня выходили. А сестру Сару блокада догнала и здесь. Детский организм, надорванный голодом, не мог противостоять болезни. Пятилетняя Сара умерла. Маленькую ленинградку похоронили на берегу степной речки Карасу.
– После тяжелого ранения в Казталовку приехал папа. Маме было не до себя: она выхаживала меня – единственного на тот момент ребенка – и папу. Поправившись, папа стал работать на эвакуированном из Ленинграда оборонном заводе № 231.
Целая династия Днишевых отработала на заводе имени Ворошилова, впоследствии «Зенит» в общей сложности более ста лет.
– Папа умер в 1973 году, мама прожила 95 лет и умерла в 2002 году, – рассказывает Алим Хабибуллович. – Я окончил Ленинградскую «корабелку», работал на заводе имени Ворошилова. Я – универсальный заводчанин: наладчик металлообрабатывающего оборудования, включая автоматизированные линии, конструктор первой категории. В смутные 90-е помотался по «шарашкам» – работы много, заработка нет. Будучи корабелом, решил переехать в Новороссийск. Там я доработал до пенсии, как специалист – прорабом по ремонту судов. В Новороссийске у меня жена, дочь, внучка. Но более всего я связан с Ленинградом. Там мы пережили блокаду, там я окончил ЛКИ, работал на заводах, женился. Семья у нас подобралась: я блокадник, жена – узница концлагеря. Вместе уже 55 лет. В Уральске жил (и дружил) в рабочем поселке завода Ворошилова, трудился на этом заводе с ленинградцами. Казахский менталитет впитал от бабушки. Родственники у меня по всему Казахстану: Уральск, Рудный, Алматы, Нур-Султан, Семипалатинск. В Казахстан я приезжаю каждый год, иногда с женой. Судьбу свою считаю уникальной.
Дети блокадного Ленинграда такие же защитники родного города, как и взрослые. Даже малыши, которые еще не могли тушить на крышах домов «зажигалки», работать на заводах, стоять в очередях за хлебом… Они помогали воевать с врагом своим отцам на фронте и выжить своим матерям. Они были слишком малы, чтобы помнить, как находили в сугробах умерших, как варили студень из канцелярского клея, как не спасали от бомб даже бомбоубежища, как матери хоронили своих малышей, а малыши – родителей… Но эта память о блокаде у них в генах. У всех нас она должна остаться на генетическом уровне. Чтобы больше никогда не повторилось.
