Некоторые из нас умеют так интересно заболеть, что врачи только руками разводят. Зато и выздоравливать тоже умеют — и это, знаете, очень поддерживающая мысль, когда в новостях сплошной коронавирус. Спасибо огромное всем, кто поделился с нами своими историями о непонятных болезнях и внезапных излечениях: смех, говорят, продлевает жизнь, а чужой пример заразителен.
Меня лет в 8-9 лечили от нервного шмыганья. Ну, такой вот синдром: шмыгал носом. Лежал в детской неврологии. Тыкал в подушечки пальцев какой-то корейской палочкой и клеил на пятки горошины черного перца (су-джок-терапия). Изумительный старый врач по фамилии Иоффе лечил меня иглоукалыванием. Не проходило: шмыгал. А потом какая-то медсестра спросила: «А вы не проверялись на гайморит?» Гайморит и оказался. (Лев Оборин)
Лет 15 назад я как-то нехорошо упал в обморок, ну и еще были разные эпизоды. Пошел я к невропатологу, он идиотически заподозрил у меня эпилепсию, ну и погнал делать разные исследования. Попал я в Институт мозга делать энцефалограмму. Они мне ее сделали, выслушали меня и сказали, что никакой эпилепсией здесь не пахнет, что обмороки мои от банального остеохондроза (так и оказалось), но что энцефалограмма моя такая странная, что если бы я лежал у них в клинике без сознания, они бы сказали, что жить мне осталось недолго. А поскольку я своими ногами хожу и разговариваю, то они не знают, что это такое. И можно надеяться, что жить буду. (Артем Андреев)
У соседки подозревали опухоль матки, которая оказалась ребенком. (Ирина Лащивер)
У меня с девяти лет была адская экзема, я вся была в струпьях и трещинах, чесалась как припадочная. Чем меня только не лечили — лазер, гормональные мази тоннами, вонючие болтушки, даже в больнице полежала кожно-венерической (горячие кавказцы приезжали снимать туда проституток и все норовили влезть в окно к нам в палату кожников, где кроме меня, 15-летней, было еще пять бабулек от восьмидесяти). Оказалось — аллергия на кошек. Выяснилось это лет этак через 16 опытным путем: я съехала от родителей, не держала кошку, и все прошло. А как завела сама — началось по новой. Никому и в голову не пришло сделать пробы. (Елена Манаева)
Однажды у меня заболело и опухло колено. Врач осмотрел, пощупал, отправил сдавать анализы, прописал болеутоляющие и противовоспалительные. Через неделю я приползла к нему снова. Колено по-прежнему опухало и болело. Врач внимательно изучил анализы (в норме), нахмурился и предложил физиотерапию. Еще через неделю я снова сидела перед ним все с тем же коленом, а он, уже в соавторстве с другим врачом, пытался ответить на вопросы «что это?» и «как лечить?» Дальше меня отправили исследовать вены (в норме), искали во мне страшные вирусы (не нашли), и, наконец, мне было торжественно предложено откачать из колена жидкость. Помогло. На две недели. Врач меня отправил к ревматологу, который предположил ревматоидный артрит или болезнь Бехтерева (на выбор) и выдал направление в больницу. В больницу я не пошла, а отправилась искать другого врача. И вот она (после двух МРТ) наконец прописала мне препарат, которые за неделю снял воспалительный процесс, и больше я к этой теме не возвращалась. (Иванова Анастасия)
Хихусу долго ставили диагноз его последней болезни (и, строго говоря, так и не поставили), никак не бились разные показатели анализов один с другим, он очень требовательно домогался ясности от разных врачей и с обычной своей страстью превращать всё в байки пересказывал их диалоги. Рак? Не рак? Цирроз? Не цирроз? Можно ли сшить весь кровоток шиворот-навыворот? Приятели консультировали его из всех стран и по всем поводам. Я спросил его: «Ну ты-то сам что думаешь? Ты чем болеешь-то?» Он сделал очень серьезное лицо и отвечал: «Вот у меня в Германии есть суперврач, он один всю правду говорит и наблюдает меня много лет. Он-то мне всё и объяснил, причем давно уже. Сказал: да просто ты — Хихус!» Так и вышло. Но это, видимо, оказалось неизлечимо. (Александр Гаврилов)
Не знаю, болезнь это или нет, в целом не мешает, но это странно. В общем, у меня в горле иногда тикает, звук как от часовой стрелки. Я думала, только я одна об этом знаю, пока мне не сказали, что рядом тоже слышно. Тикает таким макаром редко, я даже не обращалась ни к каким врачам. (Жулдыз Алматбаева)
У меня лет с восемнадцати и до тридцати с гаком была традиция: раз в год меня увозили в больницу с подозрением на аппендицит. Привозили, обследовали (несколько раз — лапароскопически) и отпускали. Ну и как-то раз на День святого Валентина у меня наконец-то случился настоящий аппендицит. Муж приходит такой улыбающийся с подушкой в виде целующихся собачек и шоколадными сердечками, а я лежу зелененькая. Вырезали. Больше не подозревали. Но и Валентина мы как-то больше не празднуем. (Светлана Орлова)
У меня однажды от ушиба опухла нога. Когда я на кухне с опухшей уже ногой резал мясо на дощечке, нож вырвался из рук и ту же ногу живописно проткнул. Придя к врачу, я по рассеянности про нож рассказать ему забыл. Врач оцепенело посмотрел на отек и порез и удивленно констатировал: «Я не могу понять, как это совмещается!» (Олег Лекманов)
Моя любимая история — как у меня случилось впервые воспаление слюнной железы (оказалось потом хроническим) и меня футболили от доктора к доктору с подозрением то на свинку, то еще черт знает на что, а потом отправили в Институт стоматологии и я попала к врачу, для которой именно это было темой диссертации. Она страшно мне обрадовалась (еще бы – живой материал явился) и быстро сделала операцию. Я вышла оттуда с перебинтованной башкой, бинт был красным от крови, и вот таким раненым бойцом стала ловить такси на Садовом кольце; еще это было жарким летом, на мне был сарафан в нежный цветочек. Зрелище, конечно, было сильным, так что машины сперва было тормозили, а потом со страшным воем уносились прочь. Но нашелся храбрый стяжатель: отвез меня домой за пятикратную, что ли, цену. (Галина Ельшевская)
Загремел в детстве из кардиологии в инфекционку — меня сразу сунули к каким-то мужикам в общую палату. Выходные я провел там, связи с родителями не было, другой город. В понедельник пришел врач, разорался, мол, какого хера — и меня поместили в бокс отдельный. Ничего не нашли, просто не зашла больничная еда. Родители примчались и забрали меня. (Ян Яршоў)
Из-за того, что моя бабушка была прекрасным педиатром, я зажигала с рождения. Первый раз я намылилась ласты склеить в два месяца. Насколько я помню по рассказам бабушки, дала жуткую реакцию на глюкозу внутривенно и меня еле откачали. Потом меня держали на вытяжении два месяца из-за компрессионного перелома позвоночника, а в 12 у меня был полирадикулоневрит. И я была парализована по горло. Лежала несколько месяцев в больнице, зато когда выздоровела, меня сажали в комбинашке на стол перед аудиторией студентов и на бис стучали молоточком по коленям и локтям. (Alisa Nagrotskaya)
В 10-м классе из-за остеохондроза меня освободили от физкультуры. Принесла на урок справку, одноклассники говорят — покажи. А там всем известным почерком врача написано в графе «диагноз»: гришашморня. Все стали веселиться, кричать — гришашморня у нее, гришашморня! Долго потом вспоминали. Спустя какое-то время я узнала, что это была просто грыжа Шморля. (Юлия Тишковская)
Я готовилась ночью к немецкому и закатила себе в ухо горошину аскорбиновой кислоты. По диаметру она встала идеально, наружу выйти отказалась. А за ночь, видимо, подтаяла и выкатилась. Следы попыток ее достать — остались, слегка болело. Пожилая тетя-лор долго меня разглядывала молча. Потом записала в карточку: «Со слов пациента, «горошина в ухе»». (Ася Анистратенко)
Мне упорно ставили пневмонию, и кашель действительно был жуткий. И никто не задумывался, что я только что выписалась из больницы, где в соседнем отделении был карантин по коклюшу. (Евгения Риц)
Мне было чуть больше пяти, под самый Новый год я загремела в Институт иммунологии — я не вылезала из больничных, ангина шла за ангиной, а антибиотики уже не действовали. 85-й год, вокруг еще толком никто не знал про СПИД, соседки по палате показали мне мальчика в инвалидной коляске, «вот он скоро умрет», ну и все в этом ключе. Было страшно. Меня переводили из отделения в отделение, изучали, кололи всякое, вроде даже сутки без сознания пролежала. В итоге написали что-то невразумительное, типа «отвод от прививок живыми вакцинами». (Анна Трусова)
Сколько-то лет назад был такой хронический ахиллобурсит (двусторонний), что спотыкаться было вообще нельзя — это оборачивалось хромотой на несколько дней. Лечили то водочными компрессами, то физиотерапией с какой-то мазью. Не помогало. В очередной клинике ортопед стал лупить мне по ногам ударно-волновой терапией — с шутками и прибаутками о том, что в мединституте его учили садомазохизму, так что если во время процедуры от боли глаза на лоб лезут, значит, хорошо учили. Зато помогло, а когда я к нему пришла больше чем через год с тем, что ноги что-то побаливают, он их осмотрел и сказал, что побаливают-то побаливают, но куда, я вас спрашиваю, делось патологическое разрастание кости? В общем, признался, что ударно-волновая помочь не должна была, она так не умеет. Не очень понятно, зачем в таком случае он мне ее делал, но очень жалел, что не сфотографировал мои пятки до — было бы чем *** (похвастаться. — Прим. ред.) на конференции. (Morie Finkelshteyn)
Моя крестная маялась климаксом. Ужас: настроение жуть, сил нет, приливы, отсутствие месячных и болезненная грудь. Ну дальше можно не рассказывать, да. В четвертом классе сейчас тот климакс. (Лана Волошина)
Мне девять лет. Я болею более полугода. Температура 40, чередующаяся с субфебрильной, и рвущий горло кашель. Я почти не сплю, но в дни улучшений исправно хожу в школу. Меня безуспешно лечат от простуды, бронхита, ангины, снова бронхита. Стандартными лекарствами, дефицитными лекарствами, уколами церебролизина, гомеопатией, банками, женьшенем, мумием, заговорами и еще черт-те чем.
Пока не участковый, а субботний дежурный врач не ставит совершенно очевидный диагноз: коклюш. (Татьяна Давидич)
Мой отец в 1946 году, вернувшись из эвакуации в Москву (ему было семь лет), заболел какой-то загадочной хворью, которую врачи никак не могли диагностировать. В конце концов, нашлась какая-то «бабка», которая уверенно заявила, что это малярия. Можно себе представить отчаяние врачей, которые то ли правда по рекомендации «бабки», то ли просто ткнув пальцем в небо, сделали ему спинномозговую пункцию и таки да, нашли малярию. Из-за этого он не учился в первом классе, пошел сразу во второй. Где он подцепил этого малярийного комара — неизвестно. (Лариса Шемтова)
В гостях у друзей слышала замечательную историю. Нового репатрианта из Новосибирска послали работать в курятник в Беер-Шеве. А когда он, покрывшись пятнами, пришел в больничную кассу, врач долго его разглядывал и заключил: или корь, или сифилис. (Ирина Лащивер)
В младенчестве у меня было неведомо что. Задыхалась, лечили от пневмонии, гепатита, чего-то нервного, ставили капельницы со всем на свете, но я упорно слегка помирала — и так не один месяц. Потом врач (со слов мамы запомнила ее имя: Элеонора Гайковна) велела на свой страх и риск купить иммуноглобулин, проколоться им и валить из больницы тайком, потому что «вам тут не помогут уже, видно же, а лечить только этим — не имеем права, но, возможно, это душевное что-то, авось дома и оживет, так бывает». Сделали как велела. Истинно так и вышло: тотчас воскресла обратно, все прошло, только что это было — непонятно. Может, действительно стресс из-за двухнедельной разлуки с мамой выдал «младенческую психосоматику». (Al Jentarix)
Розовый лишай Жабера. До сих пор не знаю, существует такая болезнь на самом деле или это придумали врачи, устав гадать,что со мной. Мне 13 лет, у меня температура 40 и страшные высыпания по всему телу, прямо волдыри, некоторые превращаются потом в гнойники. Все это страшно чешется. За две недели я стала звездой городского кожвендиспансера, являя разительный контраст обычному контингенту и собирая целые толпы врачей, которые приезжали на меня посмотреть. Параллельно все они успокаивающе бубнили мне какую-то непонятную чушь — мол, за дверные ручки можно спокойно браться, тут не опасно и инфекции нет. Через три недели выяснилось, что это была тяжелая форма ветрянки, которая счастливо прошла. С тех пор я хожу в кожвендиспансер легче, чем к участковому. И да, смело берусь за все ручки. (Зоя Звиняцковская)
В восемь лет мы пошли с сестрой и тетей в лес за земляникой. Земляники было много, и мы расползлись в разные стороны. Вдруг из старого пня вылетело множество ос, две сели мне под одно колено, одна под другое. Я заверещала, и сестра с тетей подбежали ко мне. Мы ретировались от осиного гнезда, настроения дальше собирать ягоды уже не было, и мы быстро пошли к дому. Но пока мы шли, я начала опухать как Карлик Нос. Шея стала толстая и короткая, глаза выпучились, губы вывернулись наружу, толстыми ногами я еле перебирала. Все тело страшно чесалось и покрылось красными пятнами. Когда мы дошли до деревенского ключа, я встала прямо под ледяную струю, легче было только под потоком воды. В деревне от меня в ужасе разбегались дети. Телефон был единственный в дальнем конце деревни. Скорая не ехала и ничего не говорила, и только одна врач из дачников прибежала, и сказала, что не понимает, что это, но лучше беспрерывно оборачивать мокрыми простынями. Бабушка с тетей оборачивали меня целую неделю раз в пятнадцать минут, меняя горячую простынь на холодную. Выжила. (Галина Серова)
Меня увозили на скорой в больницу с отеком Квинке, никто так и не понял на что. Все тесты на аллергены отрицательные. Но я постоянно покрывалась коркой, а время от времени резко опухала — глаза-щелочки, лицо как Луна и прочие радости. Один из докторов лечил меня преднизолоном и посоветовал пойти к эндокринологу. Эндокринолог сказала, что результаты моих анализов крови, УЗИ щитовидки и остальных исследований никак не могут быть у одного человека. И аллергия тут вообще ни при чем. Тем не менее, назначила терапию и все прошло. Больше ни разу никакой аллергии не было. (Дина Беркгаут)
Мне было 13 лет. В городской больнице завелся аппарат УЗИ, один из первых в республике. Меня регулярно смотрели на нем по другому поводу, и внезапно узистка сказала: а вы знали, что у вашей девочки удвоение обеих почек? Мама мрачно офигела, а я, помню, даже обрадовалась — это ж их продать, значит, можно! Но меня направили на рентген с контрастом в нефрологию, и там выяснилось, что почек у меня две, как у всех, а аппараты УЗИ в 93-м году были очень плохие. Так я не разбогатела на продаже органов. (Анна Герасимова)
Месяцев в восемь я вдруг стала худеть, слабеть, разучилась сидеть и переворачиваться. Меня положили в больницу, под капельницу, дела были совсем плохи, и главное — непонятно, в чем дело. Спасибо внимательному врачу, которая в очередной раз решила расспросить мою маму, что и в какой дозировке мне давали. И выяснилось, что мне давали жидкий витамин D ложками, как рыбий жир! Из-за этого начали отказывать почки. Меня благополучно выходили, а где-то через пару месяцев, когда я вполне уже бодро передвигалась по всей квартире, мама вдруг заподозрила, что я съела шарик тараканьей отравы (тогда делали такие самодельные шарики из желтка и борной кислоты). Вызвали скорую, и надо же было случиться такому совпадению — приехала та самая врач, которая меня лечила от передозировки витамина D. Она мрачно посмотрела на мою перепуганную маму и сказала: «Не знаете уже, чем ребенка притравить». (Ирина Жукова)
Я несколько месяцев лежала на сохранении беременности в иерусалимской больнице «Мисгав-Ладах», потому что у меня сокращалась шейка матки. Каждое утро я спускалась из отделения на ультразвук, который мне делал известный иерусалимский гинеколог, и он каждый раз выражал свое удивление тем, как шейка матки у меня то удлиняется, то укорачивается. Насколько я поняла, если она укорачивается, это свидетельствует об угрозе преждевременных родов по причине какой-то патологии — ее тогда диагностируют и ею соответственно занимаются. Но профессор никогда не сталкивался с ситуацией произвольного и необъяснимого изменения длины шейки матки в разные стороны, и удивлялся особенно бурно, когда она удлинялась. После рождения сына я решила продолжать наблюдаться у него, и через пару месяцев пошла к нему на прием в его частную клинику (не в больнице). В изменившихся декорациях он меня не узнал, тут уж я очень удивилась — все-таки у меня такая необычная медицинская история, которую он с полгода наблюдал почти ежедневно. «Ну как же, — говорю, — у меня шейка матки каждый день меняла длину, а вы замеряли». И тут доктор среагировал точно как в анекдоте. «Ааааа, Светлана! — воскликнул он, — ну конечно, у тебя о-о-очень интересная шейка матки!» (Лана Айзенштадт)
Когда я только начинала попытки лечения от алопеции и шарахалась по всем положенным до трихологов врачам (да и по трихологам), каждый раз повторяя: «Выпали, потом некоторые выросли, но седые — вот», то множество раз наблюдала обращенный на мою лысину горящий врачебный взор и восторженное: «Какой интересный случай!» Большинство врачей даже не пыталось делать вид, что понимает хоть что-то в происходящем. (Вася Южная)
Прямо перед отъездом на ПМЖ получил прощальный поцелуй от родной медицины. Неожиданно заболел чем-то непонятным с высокой температурой. Из поликлиники пришел доктор, сел от меня подальше и прописал антибиотик. Не прикасаясь и не осматривая. После антибиотика неожиданно по всему телу пошла гнойная сыпь. Стало совсем худо, даже есть не мог. Мама приехала и вызвала скорую. Увидев меня, врач скорой стала орать: «Куда вы меня вызвали?! А вдруг я заболею?!» С тем и уехала. Что это было, мы до сих пор не понимаем, хотя пара гипотез имеется. Но феномен никого из врачей вообще не заинтересовал. А месяцем позже я таки уехал. (Ilya Zholdakov)
В детстве я была худющая, ничего не помогало поправиться. И еще у меня постоянно был панкреатит с обострениями. Пару раз в год я стабильно лежала в больничке, где были кафедры от мединститута. Так вот, меня очень полюбила одна профессор. Как только я поступала, она приводила ко мне группу студентов и показывала, как все правильно пальпировать. Было очень удобно, потому что мои ребра видно было через кожу и им не надо было прощупывать-простукивать. И так они всей группой меня обследовали и учились. Я была худющим феноменом. (Anastasia Sobornova)
Маленькой я была частым гостем в больнице. То одно, то другое. Годовалой попала туда с ногами, они были очень кривые, прямо колесом, собирались спицы вставлять. Случайно какой-то доктор сказал, что мне нужно на море, побегать по горячему песку, и ноги будут ровными. Привезли меня родители на море, набегалась по песку я вдоволь (все лето там провели), ноги стали ровными и все выдохнули. А потом, еще до школы, случился со мной коклюш. Сначала никто не мог поставить диагноз, потом не могли вылечить, в больнице лежала долго, потом дома, этот беспрерывный кашель просто не давал мне жить. Я почти не спала, а если спала, то сидя. Наверное, меня смотрели все доктора в городе, каждый выписывал что-то свое и ничего не помогало. Прошла зима, я опять кочевала из больницы домой и обратно, и опять нам попался какой-то новый доктор, который велел ждать до мая и ехать на море, дышать морским воздухом. И опять произошло волшебное исцеление морем. (Анна Жила)
Американские врачи не знают, что такое рожистое воспаление. Так очканули, думали гангрена, некротический фасциит, mrsa, бубонная чума и сифилис на левой ноге… Заперли в изолятор, посеяли культуры, а я говорю — спорим, кроме стафилококка ничего не взойдет? Выиграла. (Galina Khayut)
Мне в детстве шесть раз ставили диагноз «скарлатина». Пока старый опытный инфекционист не сказал, что скарлатина бывает один раз, а в остальных случаях, видимо, аллергия. (Екатерина Евсеева)
Проглотила в пять лет пятнадцать копеек на мороженку. Дядя взял меня за ноги и потряс вниз головой, позорно показав миру колготки с вытянутой и завязанной узлом резинкой. Монетка вылетела, мороженку купила. Три минуты я была феноменом. (Алёна Студеникина)
«Мама, я клипсу съела!» До этого меня продержали в больнице, в гастроэнтерологии, почти четыре месяца, мне было десять или одиннадцать лет, и это было интересно и поучительно, но живот у меня очень сильно болел каждый день, время от времени поднималась температура, а диагноз мне поставить все не могли и не могли (это были восьмидесятые, СССР, до современной диагностики оставалась еще целая эра). Наконец в один прекрасный день пришел врач и сказал, что я съела клипсу. Это поразило меня: что же, я ее за четыре месяца не выкакала? Еще больше это поразило моих родителей, когда они пришли меня проведать: мама в ужасе пыталась понять, какой из ее клипс не хватает, и все вроде как было на месте. Оказалось, что врачи от отчаяния решили, что у меня заражение клебсиеллой (много лет спустя выяснилось, что все было не так). Короче, я немножко побыла медицинским феноменом, и мне это совершенно не понравилось. (С. П.)
Под Новый год на первом курсе универа попала в больницу, инфекционное отделение, с головной болью неизвестного происхождения и высокой температурой, плюс периодически схватывало спину. Подозревали менингит. Куча анализов — все чисто. Я почти все время спала, вероятно, снотворное давали. Перечитала кучу книг, бодро существовала в отделении, несмотря на высокую температуру, а потом все внезапно прекратилось, и температура, и головная боль, появился аппетит, и я решительно (с помощью брата) настояла на том, чтобы меня выписали. Родители не знали о больнице, мама после операции была, да и папу не хотела волновать, а Новый год встречать надо с родителями. Мне сказали напоследок, что я у них была непонятная больная, сказали соблюдать режим и спать достаточно. (Julia Pryz)
Бабушка иногда готовила кагъ — такие пастилки из ягодного жмыха, из смородины, малины, клюквы. Я очень их любил, даже когда пастилки пересыхали и рассыпались. В четыре года в поисках чего-нибудь вкусненького я подставил табуретку и полез в буфет. Там в пузырьке были темно-бордовые крупинки, несомненно, остатки малиновой пастилки. Я съел щепотку. В горле сначала было чуть сладко, потом сильно запершило. Я решил спросить маму, можно это доесть или нет. Пошел в комнату и спросил, мама не поняла, что за малина, и я показал пузырек. Довольно корпулентная мама внезапно легко повернулась ко мне сразу всем телом и спросила, ел ли я это уже. Я понял, что лучше сознаться. Долгих 15-20 секунд прошло, пока мама оделась, одела меня и взяла санки, положив на них одеялко. «Фу, как девчонка», — подумал я, но сел, хотя гулять не хотелось. С мамой обычно гулять неинтересно — медленно. Но в тот день мама была в ударе: перепрыгивала сугробы, бежала как сайгак, а я подпрыгивал на трамплинчиках и немного виражил. В поликлинике было много народу и я хотел сказать: «Ну вот, опять ждать придется» — но не смог. Во-первых, получалось только скрипеть, а во-вторых, я не мог сказать по-русски такую фразу, а как будет «придется» на татарском, не знаю до сих пор. Ждать не пришлось, нас пропустили без очереди и смотрели немного сочувственно. Врачи пихали мне в рот шпатели, заливали воду в рот, выливали оттуда всё… Я не хотел столько пить, но доктор держал мой организм между ног, подавляя желание сопротивляться. Кричать я не мог, а на мамино лицо лучше было вообще не глядеть. Потом врач говорил с мамой, и она начала дышать. В больницу меня не положили. Слово «марганцовка» я узнал вечером. А до этого болел неизвестно чем. (Тимур Деветьяров)
Я вот обожгла в год руки о плиту, потом в травме вскрыли пузыри и занесли стрептококк, потом я попала в реанимацию и был длинный треш с больницами, бабушке пришлось пойти работать уборщицей, чтоб пустили. Она мне приносила черешню. (Katya Perlin Eichorst)
Я однажды целый месяц болела страшной болезнью «не хочу ходить в универ». То есть первые недели полторы-две я болела обычной ангиной. А потом вроде поправилась, только температура застряла в районе 37,1 и не желала снижаться. Мама силком водила меня по врачам, врачи ругались и говорили, что я практически здорова. Я была с ними в общем согласна, только очень не хотелось закрывать больничный. А мама переживала и ругалась. В конце концов мы дошли до инфекционной больницы, и уже оттуда врачи нас послали совсем грубо. Тогда я все-таки согласилась «выздороветь» и стала просто прогуливать учебу безо всяких справок. (Daria Amirkhanova)
2014 год, сильнейшая простуда, перетекшая в гайморит. На фоне заиграл артрит коленных суставов. В итоге в клинике не смогли сложить паззл из анализов и отправили в областную инфекционку. Мол, идите, девочка, у вас бруцеллез. Это при том, что я абсолютно городской житель, моя профессия ни разу не ветеринар и мясо я режу в резиновых перчатках. Диагноз опровергли, но осадочек остался. (Алла Арифулина)
Года три назад внезапно начали появляться шишки на ногах: сначала одна, потом вторая, потом при физической нагрузке высыпало несколько. Врачи сделали кучу анализов и сказали: «Не знаем, что это». В интернете вычитала диагноз «нодозная эритема» — подходило, врачи согласились, но причину так и не обнаружили. А через пару недель та же хрень началась у мужа, и он пошел к другим врачам с тем же нулевым результатом. Помучились с месяц, и все само прошло. Что это было — до сих пор непонятно. (Galina Prokator)
Ах, у меня был чудесный официальный диагноз «аллергия на школьную пыль». (Maiya Rotina-Kremer)
Однажды в пятом классе я не выучила басню про ворону и сыр, это было невыносимо, поэтому я симулировала разрыв аппендикса. Мы жили в общаге при роддоме, все родственники и знакомые родственников были медики, поэтому симулировала я очень талантливо, все симптомы были на месте. Меня увезли в больницу, сутки обследовали, с аппендицитом все было норм, но как пионер я держалась до последнего, и врачи бесились, не понимая, что со мной. Решили на всякий случай оставить в больнице еще на пару дней и сделать еще анализы и рентген. И таки нашли у меня пиелонефрит. И я еще месяц лежала в больнице и думала, что лучше бы получила двойку за невыученную ворону. (юка лещенко)
В полтора года я стала резко отказываться от еды, но при этом оставалась толстой, бодрой и веселой. Родители-врачи не могли понять, в чем дело. Жили мы тогда в селе Сростки, на родине Шукшина, где родители практиковали по распределению. Пока они были на работе, со мной сидел хозяин дома, где они снимали жилье, местный фельдшер-алкоголик. От него толка было не добиться, и мама решила внезапно вернуться с работы. Застала эпическую картину — я сижу, привязанная к стульчику, бойко уплетаю из тарелки кедровую муку, разведенную козьим молоком, а пьяный фельдшер играет на баяне и поет «Славное море, священный Байкал». (Нелли Шульман)
Мне как-то в офисе врача сделали кардиограмму и послали в приемный покой ближайшей больницы с диагнозом «инфаркт миокарда». Я успел начать раздавать последние распоряжения, но тут пришел кардиолог и сказал, что это не похоже на кардиограмму млекопитающего, сделал новую (в этот раз поставив датчики в правильном порядке) и отпустил домой. (Mikhail Kruk)
