Издательство «Бомбора» представляет книгу «Истории домов Петербурга, рассказанные их жителями».
Жилые дома Санкт-Петербурга хранят не меньше богатств, чем знакомые с детства дворцы и соборы. Северная столица богата самобытной архитектурой — от дореволюционного барокко до советского авангарда, а судьбы коренных петербуржцев отражают историю всей страны. Авторы книги посетили самые интересные петербургские дома — и пообщались с их коренными жителями. Это книга о повседневной жизни в не самых известных, но, безусловно, интересных домах Петербурга и Ленинграда: от доходного дома Александро-Невской лавры до конструктивистского жилмассива на Тракторной улице. Двадцать пять домов Петербурга и люди, чьи имена с этими домами связаны, — герои этой книги. Через судьбы жителей и архитекторов, фасадов и интерьеров мы рассказываем историю города в целом: трагичную, счастливую, важную, курьезную — разную.
Над изданием трудились три автора. Это Юлия Галкина — редактор «The Village. Петербург», Максим Косьмин — исследователь домов Санкт-Петербурга, номинированный на премию «ТОП 50. Самые знаменитые люди Петербурга», автор популярного блога в Instagram. Атмосферные фотографии для книги снял на пленку Антон Акимов, хорошо знакомый читателям по первой версии книги — «Истории московских домов, рассказанные их жителями».
Работа над изданием заняла несколько лет. Авторы гуляли по городу, изучали парадные и чердаки, пробирались на коммунальные и черные лестницы, фотографировали самые примечательные вещи и дни напролет пропадали в архивах. Они общались с семьями, которые в течение нескольких поколений живут в одном и том же доме. Старожилы рассказали семейные истории и показали старинные фотографии, которые также вошли в книгу. В результате получилась задокументированная история страны, рассказанная через петербургские дома и их жителей.
«История питерских домов» — это издание для тех, кто интересуется городской архитектурой и краеведением, историей и бытом. Рассматривая фотографии домов и интерьеров и знакомясь с судьбой целых поколений петербуржцев, читатели прикоснутся к живой истории города и узнают, кем были люди, которым повезло жить в знаковых домах Санкт-Петербурга.
Предлагаем ознакомиться с фрагментом очерка о доходном доме Англареса.
Доходный дом Англареса. Сапёрный переулок, 13
Пятиэтажный дом в Сапёрном переулке, построенный архитектором Павлом Дейнекой для Сергея Федоровича Англареса, является, наверное, самым затейливым примером «вакханалии уснащения домов лепкой» (по определению историка искусства В. Я. Курбатова), которая пришлась на последние десятилетия XIX века. В советское время в доме прошел капитальный ремонт, который уничтожил оригинальные интерьеры и декор, пощадив лишь фасад.
Хозяева
«Его вычурная необарочная орнаментация дополнена целым хором скульптур: здесь и кариатиды, и путти, и львиные и кошачьи маски, и какие-то смешные, вполне "домашние" дракончики с собачьими мордочками. А массивные трёхэтажные эркеры поддерживаются суровыми бородатыми атлантами, одетыми в львиные и медвежьи шкуры», — писал про дом в Сапёрном переулке историк архитектуры А. Л. Пунин. Краевед и историк Александр Чепель предположил, что четыре атланта у основания эркеров могли быть не только декором, но и экстренной мерой для придания дому прочности.
Проект дома — с гораздо меньшим количеством скульптур — утвердили в июле 1880 года, а в декабре губернский секретарь (гражданский чин, эквивалентный поручику или лейтенанту) Англарес получил ссуду на строительство под залог имущества — 74 тысячи рублей с выплатой в 25-летний срок. В процессе возведения дома, 13 июля 1881 года, обрушилась часть лицевого корпуса. Работы, впрочем, продолжили, и к январю 1882 года дом сдали — уже вместе с веселившими современников Геркулесами в звериных шкурах. В описи того же периода читаем о доме: «Каменный пятиэтажный на подвалах, крытый мезонин, жилой лицевой дом. Занимает пространство 142,81 кв. с. (квадратных саженей, около 650 квадратных метров – Прим. авт.)». И далее: «Фасады снаружи оштукатурены, этажи отделены поясками, окна обтянуты наличниками, балконы, карнизы и сандрики украшены гирляндами, кронштейнами и фигурами». Помимо лицевого корпуса у дома есть два шестиэтажных флигеля.
В 1882 году доходный дом принёс Англаресу 33 800 рублей, однако уже в декабре Санкт-Петербургское городское кредитное общество выставило его на продажу «по неплатежу долга». Вскоре здание выкупил статский советник Иван Александрович Брылкин — за 205 100 рублей. Но и он владел домом всего несколько лет — в 1886-м здание «перешло во владение флигель-адъютанта полковника Константина Павловича Прежбяно».
Генерал артиллерии Прежбяно, внебрачный сын графа-реформатора Павла Киселёва (в правление Николая I он был министром государственных имуществ), распоряжался зданием до самой своей смерти в 1905 году. Завещал доходный дом жене Евгении Гавриловне и сыну Андрею. В 1911 году здание перешло крестьянину Макару Петровичу Градусову (в 1914-м он уже значится как «Санкт-Петербургской 2-й гильдии купец, потомственный почётный гражданин»), а в 1916-м — коллежскому регистратору Николаю Герасимовичу Знаменскому, вероятно, самому неудачливому хозяину этого доходного дома.
Последняя запись в архивных залоговых документах на дом датирована 28 марта 1917 года — через месяц после Февральской революции. С постройки и до октябрьских событий в доходном доме «жили люди самого разного достатка и рода занятий». В разное время жильцов было от 15 (в 1882 году, при Англаресе) до 250 (в 1896-м, при Прежбяно) человек. Квартир к концу XIX века насчитывалось 33 (получается, по семь-восемь жильцов в каждой), ватерклозетов — 39, 10 ванных, один писсуар и одна прачечная. А также 20 лошадей и коров и одна мясная лавка.
В советское время население дома тоже было абсолютно разношёрстным — только обитали люди теперь в коммуналках.
Коммуналка
В одной из них в 1930-е годы поселились дед, мама и дядя Александры Николаевны Капустиной — ныне кандидата психологических наук, преподавателя факультета психологии СПбГУ. Согласно бытовавшей среди жильцов легенде, до появления коммуналки в этой квартире обитали некие болгарские коммунисты, которых якобы арестовали в 1937 году. Состав жильцов коммунальной квартиры был разнообразный: фабричные рабочие, бухгалтер, инженер и так далее. К сестре артиста Якова Малютина, Эсфири Осиповне, заходили гости из театра Пушкина (так в советское время назывался Александринский): Николай Симонов, Юрий Толубеев, Василий Меркурьев, Николай Черкасов и другие.
В блокаду все жильцы коммуналки оставались в Ленинграде. «Мама рассказывала, что одна инженер должна была эвакуироваться вместе со своим заводом. И она даже поехала… но вдруг что-то остановило. Сказала: "Не сяду на баржу. На следующей поеду". И на её глазах эту баржу разбили. Она вернулась и сказала: "Не поеду ни в какую эвакуацию, всё"», — говорит Александра Николаевна.
Её дядя погиб во время войны, а мама, Циля Павловна, выжила. Работала в детской поликлинике и в госпитале — совмещала; кроме того, училась в вечерней музыкальной школе имени Римского-Корсакова, которая в 1942 году переехала на улицу Некрасова, 4/2, — недалеко от дома Англареса. Среди одноклассниц были оперная певица Галина Вишневская (правда, недолго — полгода) и первая жена актёра Владислава Стржельчика Ольга Смирнова. «Была своя компания, которая собиралась у кого-то дома, чаще всего у Стржельчиков, все пили, как говорила мама, "морковный чай" — но из старинных фарфоровых чашечек», — рассказывает Александра Николаевна.
«Со Стржельчиком ещё было так. Мама не переносила сою. Ну, а ему было всё равно. Поэтому они встречались около Дома офицеров (Литейный пр., 20 – Прим. авт.), и он отдавал ей свою кашу с техническим маслом. А она ему — сою. "Вот так каждый, как мог, выживал, помогая друг другу", — говорила мама».
Александра Николаевна считает, что общее горе объединило жильцов, поэтому и после войны в коммуналке не случалось крупных скандалов, хотя мировоззрение у людей было разное: «Многие — ярые антисталинисты, а часть — наоборот». Сама Александра Николаевна родилась в 1945 году. «Я помню разговоры на кухне, — рассказывает она. — Кухня была большущая. Когда я болела и не ходила в детский сад, оставаясь в квартире, за мной приглядывал тот, кто не работал. И вот помню такую сцену: Эсфирь Осиповна, в махровом халате с проплешинами, варила какую-то кашку, а тётя Паня, которая работала на фабрике, говорила: "Сегодня такой счастливый день!" — "Какой день?" — "Сегодня день рождения Сталина!" — "Панечка, дорогая, счастливым будет день, когда он сдохнет!" Потом это высказывание приписывали Фаине Раневской, но я-то слышала его своими ушами. И Паня возмущалась: "Что вы такое говорите при ребёнке!" Эсфирь Осиповна уточняла: "Ну ты же никому не будешь пересказывать, о чём мы тут говорим?" Я, конечно, говорила, что не буду. На этом политические споры и заканчивались».
Олег Борисович Божков — ныне старший научный сотрудник Социологического института РАН — жил в этой же коммунальной квартире с 1960 года (когда женился и переехал к родителям жены) напротив комнаты тёти Пани — до революции это была комната для прислуги: «Я не знаю, кем работала Паня, — знаю, что тёща время от времени нанимала её для уборки нашей "отдельной" квартиры, а также когда подходила наша очередь уборки помещений общего пользования. После нашей свадьбы эта — последняя — "повинность" легла на мои плечи». Сосед тёти Пани Николай работал в конторе по реставрации старой мебели; ещё, по воспоминаниям Олега Борисовича, в коммуналке проживали медсестра и её сестра-бухгалтер. А также «большущая семья — кондовая торгово-еврейская, там была такая тётя Соня, и когда они с моей тёщей сходились, это был кошмар: обе громогласные, настырные».
«Жили все дружно в основном», — говорит Олег Борисович.
В квартире, по его воспоминаниям, жили шесть съёмщиков и восемь семей. У семьи Олега Борисовича были две комнаты в самом конце огромной коммуналки, а также отдельная уборная и маленький коридор — своего рода «квартира в квартире». Из общих мест только ванная: «Но мы практически ею не пользовались — разве только стирали там. Когда мы поженились, ездили мыться к моей маме на Петроградскую, а родители жены ходили в баню».
«В прихожей стоял шкаф, в котором хранилась посуда. В этом шкафу водились мышки. И жена, и тёща — женщины крепкие, визгов не было. Но вот когда приходил кто-то из подруг жены… "Возьми кастрюльку" — а там мышь сидит, маленькая, симпатичная. Причём во всей большой квартире ни у кого не было кошек, хотя вообще их в доме водилось полно. Позже мышей всё же как-то вывели», — вспоминает Олег Борисович.
После капремонта 1970–1973 годов коммуналка исчезла: из неё сделали три отдельные двух-трёхкомнатные квартиры. Из всех соседей в доме остались только семьи Олега Борисовича и Александры Николаевны.
Капремонт
«Комнату тёти Пани ликвидировали, и ей сразу дали жильё где-то в новостройках, кажется, в Купчине. Другим соседям дали где-то в Дачном», — говорит Олег Борисович. Они с женой три года прожили в маневренном фонде на улице Петра Лаврова (современная Фурштатская), а в 1973-м вернулись — уже в отдельную квартиру. «Ремонтники разбабахали всё: сохранились только капитальные стены — остальное перепланировали. Сделали лестницу, по которой сейчас можно попасть в мою квартиру».
Капремонт полностью уничтожил исторические интерьеры квартир в доме Англареса: лепные потолки, изразцовые печи, анфилады — утрачено всё. Сделали ремонт, по определению Олега Борисовича, «безобразно»: «Когда мы сюда въехали, полы были под наклоном, косые и кривые, двери не открывались и не закрывались. На плитке застыли куски бетона. Переделывали ремонтники месяца два, но сразу сказали, что с полом ничего не смогут сделать, потому что брак капитальный. Мы с женой пол-лета ездили сюда, циклевали пол, покрывали его лаком, перекрашивали двери и стены, покрытые краской какого-то неопределённо-грязного цвета».
Ничего не осталось и от убранства двух парадных. По воспоминаниям Александры Николаевны Капустиной, до капремонта внутри — как и на фасаде — была причудливая лепнина, двери с разными витражами, а в соседней парадной — камин. «И долго ещё оставались металлические кольца, видимо, для ковра на лестнице. А самое главное: над всей лестницей было что-то вроде стеклянного купола, благодаря ему в парадной было хоть какое-то освещение. Даже во время войны этот купол не закрыли. С капремонтом всё это было утрачено. Стало противного зелёного цвета, как в общественном туалете».
