1998 год, нулевые, 2014-й и теперь, кажется, 2020-й. Каждый, кого в жизни коснулся кризис, справлялся с ним по-своему. Кто-то ездил «зайцем» на всем транспорте, кто-то ловил рыбу и обменивал ее на водку, кто-то готовил оладьи на рассоле от огурцов, а кто-то старался не читать новостей. Кто-то воровал хлеб на хлебозаводе, а кто-то ел «дошик» с майонезом и мечтал о банке красной икры и бутылке сливового вина. Мы попросили наших читателей рассказать, как они преодолели экономические и валютные кризисы, и что делали, чтобы не впасть в отчаяние и выстоять в ситуации полной неопределенности. Огромное спасибо всем, кто поделился с нами своими историями.
Мои родители в 1998-м внимательно следили за финансовыми рынками и держали все деньги в долларах «под матрасом». То же советовали делать и бабушке, но та все гонялась за выгодными ставками по рублевым вкладам в банках. В августе мы поехали в Болгарию на море. 17-го числа все русские почему-то ходили очень взволнованными, у кого-то даже мобильники появились в руках, что по тем временам было диковиной. А потом, 18-го, пляжи резко поредели. Мы так и продолжили отдыхать, родители веселились и пьянствовали, а в сентябре мы вернулись в Москву и наблюдали бабушку в мрачных, если не безумных, настроениях. (lothar)
Я из бедной семьи, родители были учителями в деревеньке в Казахстане. После того, как развалился СССР и мы вдруг оказались черти где без валидного бабла – рубли уже не действовали, а новых казахских денег еще не завезли, – родители обрели некое посттравматическое стрессовое расстройство и вообще перестали копить деньги на долгое время. На все заработанное купили кусок земли, дачу и погреб. Поэтому 1998-й на нас не особо повлиял, денег у нас не было, а картофан и соленья обесценить было довольно сложно. В ходу, кстати, был бартер. Помню, как мама меня отправляла с 3 кг картофана к тете Наташе, чтобы я там обменяла его на домашнее молоко. Ужасно скучное это было занятие, и банка была тяжеленная. (symbolmonster)
Помню кризис в 2008 году. Я из очень бедной семьи. Выжила ограничением расходов и потребления. Была студенткой. С утра и вечером ела морковь и гречу, обедала в Москве чаем, который брала с собой, и половиной тарелки супа за 15-20 рублей. На всем транспорте ездила «зайцем». Нужна была только электричка. От дома до станции и от Комсомольского вокзала до университета шла пешком (в общем получалось 50 минут). Даже экономить умудрялась – в день выдавали по 30 рублей – и зачем-то раздавать деньги попрошайкам. Стипендии не было, так как у «Вышки» была такая система выдачи стипендии, что ее можно было не получать, даже будучи девятым в рейтинге успеваемости. О том, что существует социальная стипендия, я узнала не сразу, а когда узнала, было поздно – прием документов был закрыт. (martagari38)
1980-е, самое начало перестройки и пустые полки. Я тогда был школьником, мы с дедом и бабушкой все лето жили в фанерном домишке на берегу Волги – это громко называлось «дачей». Денег не было совсем, в магазинах шаром покати, привычки еще не перестроились, мама болела, папа был инженером-математиком в институте. Ну, понятно все. Оставалось делать то, что умеем хорошо: ловить рыбу. В полчетвертого утра заводили чахоточный мотор «Салют», стоящий на самодельной лодке, тарабанили к другому берегу Волги (около четырех километров) и до полудня рыбачили. Возвращались, обедали, короткий сон, – и снова на рыбалку, на вечернюю зорьку. Так и жили: ловили рыбу, меняли ее на водку (универсальная валюта тех лет), водку – на бензин, бензин заливали в мотор – и снова на рыбалку. Зато всегда был полный холодильник рыбы, а также рыба на завтрак, обед и ужин. А если несколько дней подряд улов был так себе, приходилось эти четыре километра на веслах грести, и еще столько же обратно – бензина-то не было. В общем, к осени, к началу школьных занятий, мозоли у меня на руках были такие, что ножом не проткнешь. А также забитый под завязку судаком морозильник – его-то мы и ели потом всю зиму. (eth0)
1998 год. Умер дедушка, бабушка за год до этого пережила инсульт и нуждалась в уходе, маму сократили в банке, папин завод работал через пень-колоду. Мы с сестрой были школьницами. Переходный возраст, вместо нарядов и прочего – уход за бабушкой и попытки разделить минимум продуктов на два дома. Вот есть сегодня нам с ней на двоих четыре картофелины и две котлеты из чего пришлось – значит, есть. Научились по каким-то газетным вырезкам готовить прикольные оладьи на рассоле от огурцов, и, кроме шуток, они были вкусные. Подчистили все запасы консервации, конечно. Пришлось менять две квартиры, бабушки и нашу, чтобы перевезти ее к нам и жить вместе. Переехали при этом из центра в спальный район, но потом стало сильно легче. (sashashcha)
Осенью 2008 года у тещи случился инсульт, и нужно было срочно в больнице заплатить около 100 тысяч рублей. Денег у нас таких, естественно, не было, и я попросил в долг у директора фирмы. Он мне их дал, но безналично — и тут, опа! – случился кризис ликвидности, и деньги застряли в банке неведомо насколько. А заплатить нужно было в течение недели. Мы стали шарить по квартире в поисках заначек. Нашли доллары, евро и какую-то более редкую валюту типа литовских литов. Нашли деньги по гранту, которые нужно было раздать студентам, и еще какие-то чужие деньги, – я сейчас уже всего не вспомню. В общем, несмотря на то, что мы отродясь ничего никуда не откладывали, когда мы все сложили и подсчитали – хотите верьте, хотите нет, – набралось ровно 100 тысяч. (artemandreev)
Был кризис 1998 года, и у меня случился развод с ушедшим в запой мужем. На руках были два шестимесячных младенца. Денег оставалось на неделю. Я пережила этот кризис по принципу «терять нечего»: сбрила золотые локоны машинкой, оставив пять миллиметров; за одну ночь укоротила все три юбки до мини; уволилась со своей работы редактором за копейки – больше я ничего делать не умела, филолог сраный, – и за четыре дня написала порнороман «Мадам де Сад». Лысая, в мини и с двумя младенцами у груди я пришла к знакомому издателю и продала ему «Мадам де Сад» за немыслимую сумму в 120 долларов. Мы выжили. (selemysh)
Я работал директором завода в Сызрани, и с нами случилось недружественное поглощение. Если честно, когда я думаю про то, что я этот кризис «пережил», мне до сих пор странно: есть чувство, что он все еще здесь и со мной каждый день. Выжил я так: каждый вечер я по два часа шепотом, запершись от детей, все рассказывал жене. Она молчала, слушала и гладила меня по рукам. Я думаю, иначе я бы укокошился. (Т.К.)
Первая половина 2008 года. Доллар медленно, но неуклонно падал, а у меня была валютная ипотека. Когда за доллар давали примерно 24 рубля, я перезаключил договор на рублевую. Друзья и коллеги сказали, что я идиот – проценты, мол, были выше. Когда через полгода доллар стоил 36, те же люди сказали, что я сволочь: «Почему, мол, не предупредил?» (Модест Осипов)
Токио, март 2011 года, землетрясение, Фукусима, неизвестность. По телефону моя спокойная, смешливая мама билась в истерике, люди в панике уезжали. Был ад. Выжила тем, что не читала новостей и ходила каждый вечер в кафешки рядом с домом – маленькие, семейные заведения, где кормили, поили, слушали и рассказывали.
Тем и выжила – поддержкой друзей издалека и теплотой незнакомцев. (Albena Todorova)
В 1998-м я работала как вол и получала зарплату в долларах – филолог сраный. Кризис меня никак не коснулся. (Ия Белова)
В 2008 году меня взяли на должность копирайтера в сеть магазинов Красный Куб, но выйти на работу я не успела – через три дня должность сократили из-за кризиса. Посидев на гречке и сигаретах «Ява», я развела движуху и через подругу со своим юридическим образованием устроилась дизайнером-оформителем в салон багета, а еще через пару месяцев, почти совсем случайно, – на государственную службу в одно из ведущих министерств. Там про кризис как будто и не слышали – в столовке дородные женщины в бумажных чепцах продавали пирожки по 5 рублей, в коридорах с деревянными окнами курили «Лиггетт Дукат», сотрудники сидели на коленкоровых стульях за столами с ободранным ДСП. В каком-то смысле это был мой персональный кризис, но такой стабильной жизни у меня не было ни до, ни после. (Margarita Karlinskaya)
Нашу семью спасла мама – челночила, возила поездом продукты в Москву, работала на хлебозаводе, воровала там хлеб. (Huliya Plyas)
Я остался без работы и потратил последние собственные деньги на топленый молочный шоколад. Поддержали родные, друзья. Потом нашел подработку гидом для иностранного фотографа, зарабатывал музыкой. Через время нашел новую работу. Но этот топленый шоколад не забываю – он не дал почувствовать себя жертвой. (Arseniy Vasylenko)
В кризис 1998 года мои родители потеряли в рухнувшем «Инкомбанке» какие-то космические для нас тогда и единственные накопления в 500 долларов. И я, будучи студентом и получив очередные деньги с богатых сокурсников за сделанные им курсовые, купил в семью 50 кг сахара и муки, а для себя – томик Мелвилла «Моби Дик». Сахар был для варенья, мы ели его всю зиму, мука – для выпечки, которая всегда была дома, а «Моби Дик» стал ярчайшим впечатлением студенчества. Всегда вспоминаю этот роман, когда что-то случается неспокойное: «…Потом воронка сгладилась; и вот уже бесконечный саван моря снова колыхался кругом, как и пять тысяч лет тому назад». (Павел Кожеуров)
Много их, ностальгических историй из детства. Ночью открывала ножом консервы, скумбрию в масле из запасов, в комнате тайком, – какая же она была вкусная! Нашли с братом в папке с документами потерянные 25 тысяч (по тому курсу) и помчались в магазин за голубцами в банке. Добыла батон в неравной борьбе с бабушками, меня случайно сильно ударили в живот – было больно. И уже взрослая, когда переехала в Москву, помню первые полгода жести и съемных квартир. Рейдерский захват, люди в масках – мой рабочий комп тоже забрали, а там были фото в белье. Жаль, у меня их и не осталось. Зарплату не выдавали два месяца, ела «дошик» с майонезом и мечтала, что как выдадут, куплю банку красной икры и бутылку сливового вина. О большем благе даже и не мечталось. (Елена Ясная)
Осень 1998 года. Я «слегка» беременная, будущая мать-одиночка, зарабатывала уроками латинского языка. Тогда в моде были коммерческие юридические вузы, где латынь давали в минимальном объеме. Один студент засиделся далеко за полночь, но я стоически объясняла склонения и спряжения. (Ольга Швецова)
Когда в семье онкологический больной, и ты далеко не рантье, никаких запасов обычного человека не хватит. После смерти мамы остались долги. Что-то из дома я продавала. Больше всего было жаль фотоаппарат – в 1987 году мне его передали из Штатов. Помню, кот мой рыбу ел, себе же я покупала рис и морковку. Я не сильно страдала от такой еды, но осталось от этой части жизни ощущение, будто звучит в голове одна протяжная и монотонная нота и не кончается. (Maryana Baranovskaya)
У нас яйца были только для собаки. Детям можно было объяснить, что надо есть невкусное, а собака не понимала, глупенькая, и хотела яйца. (Евгения Валерьевна Резнер)
Только благодаря кризису 1998-го я смогла попасть в платное отделение роддома. Они не успевали за бешеными скачками рубля, и удалось отдать последние 400 долларов вместо 1000, которых у меня не было. Это было огромной удачей – не знаю, как бы я родила в бесплатном. На сдачу мы купили огромный круг сыра, и я ела его после роддома. А еще были гречка и сахар из старых бабушкиных советских запасов. Так и выжили потихоньку. (Ира Улякова)
В кризис 1998-го мы с бабушкой стояли у магазина и продавали яблоки и смородину из нашего сада. Я писала об этом в местную газету как юнкор, и мне платили гонорар – двойной профит от смородины. Потом я выросла и стала редактором той газеты. (Irina Galimova)
В 1998 году я работала в библиотеке, получала копейки, но когда нам сказали не приходить на работу – мол, не будет, вероятно, и этого, – я натурально заметалась. Потом на остаток денег купила прокладок, потому что привыкла уже к этому уровню комфорта, и зеленые колготы, потому что лучше было так, чем когда никаких нет. Потом все как-то наладилось, но не припомню, чтобы я в колготах тех щеголяла. (Элла Захарова)
В 2001-2002, во время IT-шного кризиса, работы не было вообще. Какое-то время отсиживался в колледже, набирая недостающие познания. Потом пришлось влиться в ряды канадского пролетариата и собирать банкоматы на заводе. Пролетариат, кстати, оказался совершенно чудесным – до сих пор вспоминаю. (Ilya Zholdakov)
А я в кризис 1998-го родилась. (Лия Гафарова)
В 1998-м я была подростком. Денег в семье не было совсем, и еды тоже было немного. Но был грудной младенец, старенькая бабушка и собака. Полгода вечерами я сидела на кухне, по кругу читала «Унесенных ветром» и грызла сухари, заботливо насушенные бабушкой в лучшие времена для отправки в деревню свинкам. Прочитала раз шесть оба тома, а там и мама устроилась бухгалтером в кондитерскую. Еще полгода мы ели кособокие булочки. И это было счастье. (Катрина Леонова)
Был кризис 1998 года – окончание моего третьего курса и педагогическая практика в детском лагере. Последняя смена. Лагерь был богатый, каждый день детям и вожатым давали шоколад в полдник. Закормленные шоколадом детишки плавили его на трубах и рисовали им на асфальте. Вожатые складывали его в стопочку. Когда смена закончилась, я оставила в лагере банку кофе, банку сухих сливок и шоколадки – не захотела тащить лишний груз. Это был август 1998-го. Божечки, как я потом вспоминала этот кофе, и эти сливки, и эти шоколадки… Пережить кризис – пережили, слава родителям. Отец работал шесть дней в неделю. Сначала все обалдели, а потом как-то втянулись. Для девочек-студенток главным квестом было найти какую-то косметику, которую можно было купить. Высшим достижением стал крем для рук «Василек» за три рубля, найденный на оптовом рынке. (Elena Mashkova)
Наша семья собиралась переезжать из Ставропольского края и продавала дом – в рублях, конечно же, и в те самые дни. Остатки денег были потрачены на череду переездов и улов для взломщиков съемной квартиры в пригороде Петербурга. (Alexander Shirobokov)
Поздней осенью 2008-го я очень несчастная брела домой. Я была редактором журнала, который закрылся на месяц – без оплаты, естественно. У меня был первый кредит на жилье, зарплата, которой хватало на два следующих платежа, и около 30 рублей в день на еду. Были темень, грязь, и я – самый грустный человек на свете – шла и думала: «Господи, дай мне знак, что все будет хорошо. У меня нет денег даже на чертову шоколадку». Вдруг я увидела, что на земле лежат 50 рублей, подняла их, зашла в магазин по пути и купила конфет на все. На следующее утро поехала на оптбазу, купила костюмы Деда Мороза и Снегурочки, подала объявление в «Городок» и с тех пор никогда не занималась в жизни чем-то одним. Всегда были два-три направления – если в одном все на**нется, другое позволит платить ипотеку. (Анна Клепиковская)
В 1998 году я была взрослой, и у меня уже были не большие, но «подрощенные» дети с потребностями. В 1999 году появился второй грудничок, а в 2001 – еще один. Я в очередной раз была одна и работала, чтобы все это роскошество кормить. Большой плюс был в том, что тогда на мне не висели кредиты. Но перед самым «трындецом» я умудрилась занять у подружки 200 долларов. Страшно подумать, что занимала я по 4.50 за доллар, а отдавала по 18. Это было страшно. Что делает человек, который не знает, как выжить? Разумеется, открывает курсы для тех, кто тоже не знает. В свободное от основной работы время, конечно. Оплату брала, чем дадут, – макаронами, картошкой, кабачками. Курсы имели успех. Все выжили. Это не были экономические курсы, это была чисто психологическая поддержка. И они оказались важными и нужными, дурацкие кухонные посиделки. Люди присылали ко мне других людей. И я бегала, жутко бегала. Я делала грудничковый массаж, капельницы, инъекции и таскала продукты бабушкам – человек с медицинским образованием не пропадет. Но остальных кризисов я просто не заметила, честно. Никак они не отразились ни на мне, ни на моей семье. (Лиля Власова)
Был где-то 1990 год, точно уже не помню, какой именно. Помню, что тогда в магазинах не было ничего от слова «совсем», мы часами стояли в очереди за молоком, и цены каждый день примерно удваивались. У меня на руках было двое маленьких детей, муж уехал к маме, и мы жили на то, что я зарабатывала. В те времена я работала в школе учителем математики. Так вот, я организовала на дому курсы кройки и шитья, и обещала, что за четыре занятия научу шить несложные вещи, включая детскую одежду. Всем приемам обработки мы учились, вырезая и склеивая цветную бумагу. Я упростила до предела все способы построения выкроек, и четыре занятия учила основным навыкам. В результате один из моих учеников, мужчина, сшил настоящее детское платьице. Добавлю, что я сама никогда никаких швейных курсов не заканчивала и шила исключительно по наитию. (Инна Фельдман)
